«Мертвые не умирают», реж. Джим Джармуш
Каннский кинофестиваль перевалил через экватор, а значит, все больше зрителей засыпают не только сидя в зале, но и стоя в очередях, а по мотивам увиденного впору делать скоропалительные выводы. Не будем копать глубоко: аж три фильма фестиваля повествуют о зомби — а ведь это еще даже не показали «Раны» Бабака Анвари и Пона Чжун Хо. С чего вдруг Канны стали интересоваться злободневными вопросами, разберемся на примере Джармуша, Бонелло и Мати Диоп.
— Откуда ты вообще знал, что все плохо кончится?
— Честно? Сценарий читал.
— Целиком? А мне Джим только мои сцены дал. И это после всего, что я для него сделал…
(«Мертвые не умирают», реж. Джим Джармуш)
Полицейские Ронни (Адам Драйвер) и Клифф (Бил Мюррей) меланхолично инспектируют кишащий зомби городок Сентервилль и напоминают зрителю, что он смотрит кино. Конкретно — кино Джармуша: размеренное, не заигрывающее со зрителем, но от этого еще более завораживающее — вне зависимости от жанра. Потому даже когда Земля сходит со своей оси, день меняется местами с ночью, а мертвые выкарабкиваются из-под земли, никто из героев не спешит действовать: все немногочисленные жители и гости города, включая заезжих хипстеров во главе с Селеной Гомес, трех копов-очкариков, Стива Бушеми в кепке Make America White Again и лесного отшельника Тома Уэйтса предпочитают не спасать собственные души, а лишь наблюдать. Мы все уже давно живем как зомби — беззастенчивую мораль Джармуш зачем-то проговаривает и так, и этак, хотя понятно и без слов: у восставших из мертвых воли к жизни куда больше, к тому же их по старой памяти тянет к сладкому, кофе и Ксанаксу даже сильнее, чем к живым людям.
«Мертвые не умирают» — фильм хоть и бесконечно смешной, но комедией его не назовешь, больше всего жанр картины совпадает с описанием группы Джармуша Bad Rabbit — slow-motion psychedelic rock&roll. Ждать от Джармуша разухабистого постмодернизма в духе «Зомби по имени Шон» не приходится (и, кстати, если вы тоже навязываете «Шона» всем своим новым знакомым — попробуйте для очистки совести пересмотреть его сегодня), хотя некоторые жители Сентервилля подозрительно насмотрены: подростки спорят, как выглядели бунгало в «Психо», а герой Драйвера и вовсе носит ключи с брелоком «Звездных войн».
Как всегда, выживут у Джармуша только синефилы. Гик в футболке «Носферату», в равной степени напоминающий и Фродо, и Гарри Поттера, раньше всех смекнет, что это зомби, и обезвредить их можно, только обезглавив. «Я смотрел все фильмы категории Z, вышедшие в 70-х» — так мог сказать и сам Джармуш, который до двадцати лет любил по большей части ужастики, и лишь переехав в Нью-Йорк, открыл для себя многообразие жанров. Первая сцена «Мертвых» беззастенчиво цитирует «Ночь живых мертвецов» — всем нам полезно иногда вспомнить, что мы любили в детстве.
Мостик в детство перекидывает и Бертран Бонелло в Zombi Child (он настаивает на олдскульном написании без Е на конце — так писали, когда зомби еще не захватили Голливуд), которому после блокбастеров «Сен Лоран» и «Ноктюрама» захотелось снять за копейки и один год историю про самого известного зомби — реально жившего гаитянина Клавдиуса Нарцисса, подвешенного между жизнью и смертью местными силами вуду. Леденящую душу историю в прямом смысле рабского существования завороженного мужчины мы узнаем из рассказа его внучки — подростка, которая хочет произвести впечатление на новых одноклассников — и хорошо еще, что она рэпчик Дамсо наизусть знает.
Zombi Child, реж. Бертран Бонелло
Бонелло и так часто строит повествование вокруг музыки, а в Zombi Child ему приходится постоянно прыгать из Гаити 60-х в современную Францию, от сомнамбулы к тинейджерам — кто бы знал, что французский рэп так хорошо миксуется с гипнотическим сопровождением ночной жизни Гаити, а завороженность зомби и влюбленного подростка и вовсе порой не отличить.
Однако зомби Бонелло — это уже не джармушевские лентяи и прокрастинаторы, а настоящие жертвы оккультных сил, навлекают которые, впрочем, чаще всего ближайшие родственники. Клавдиусу Нарциссу, заживо погребенному и откопанному плантаторами-рабовладельцами, повезло вернуться в семью, потому что он, спустя многие годы рабства, случайно съел кусок мяса и очнулся от гипноза. Сам Бонелло искренне верит в реальность этих событий и снимает их соответственно — чуть ли не в документальной манере, без звезд и практически целиком с естественными источниками света (опять же, экономия!), но и отказать себе в выразительности не может: его зомби — самодостаточные и даже благородные, как у Жака Турнера в «Я гуляла с зомби», и двигаются они с особым достоинством, ни на кого не бросаясь. «Это потому что раньше кино было медленнее» — догадаются юные героини Zombi Child.
Наконец, совсем иные зомби (спойлер алерт!) появляются в «Атлантике» — дебютном фильме слишком талантливого режиссера Мари Диоп, которая добавила к сенегальской версии «Ромео и Джульетты» не только попытку переплыть океан на лодке, но и — как следствие фиаско — призраков несчастных мигрантов. А ведь поначалу и не поймешь, что смс-ки страдающей от разлуки девушке пишет уже не тот Ромео, какого она знала. Впрочем, зомби появляются ближе к концу второго акта — к тому моменту зритель должен перестать удивляться прекрасному соседству сентиментальности и документальных кадров, моря как на фотографиях Тильманса и музыки будто из сайд-проектов Тома Йорка. Как и все в «Атлантике», зомби тут тоже лишены умеренности — до смешного серьезные и даже прагматичные, они уже не набрасываются на кого попало и не позволяют себя эксплуатировать, а восстанавливают справедливость без истерик — шантажом. Возможно, только так в 2019 и можно снимать фильмы о зомби — исключенных из мира и оттого обиженных, но по сути мало отличающихся от всех нас героях, бороться с которыми бесполезно, ведь они-то, по крайней мере, своего рано или поздно добьются. Не штурмом, так измором.
