Топ 7 хорроров тридцатилетия 1956—1986

Profondo-rosso-2

О любимых хоррорах первой половины века мы напишем, когда у вас будет более подходящее настроение и воспоминания о лете окончательно растворятся в фантазиях декаданса. Под закат августа, когда из терпимых релизов — только те, что интересно смотреть в IMAX 3D, предлагаем вспомнить самые яркие фильмы ужасов эпохи, когда двойная экспозиция, чучела и искусственный дым навсегда перестали будоражить.

Дьяволицы (Les Diaboliques), Анри-Жорж Клузо, 1956

Юля: Испугать один раз — проще простого, а вот удерживать растерянного зрителя в страхе все 90 минут можно, только если ты круто владеешь техникой саспенса. «Ту, которой не стало» Буало и Нерсежака хотел экранизировать Хичкок, да не успел выкупить права, и ему пришлось снимать «Головокружение». В итоге у нас два фильма из Top-250 IMDb на тему «мне показалось, или покойник скорее жив?», только Клузо снимает практически нуар в стенах французской школы, а французские школы середины века были тем еще кошмаром сами по себе. Завершающие титры фильма просят зрителя воздержаться от спойлеров, и правильно: о таких сюжетных финтах хочется рассказать всей фрэндленте.

Бадья крови (Bucket of Blood), Роджер Корман, 1959

Яша: Этот снятый за три копейки хоррор про недотепу-официанта, который случайно замуровал кошку, обязаны посмотреть все, кто хоть немножко морщится при словосочетании «люди искусства». Корман остроумно проходится по битникам и по столь близкой русской душе XIX века проблематике маленького человека. Фабула пленит абсурдом и бесцеремонностью, а фильм длится всего час.

Невинные (The Innocents), Джек Клейтон, 1961

Юля: Пожалуй, самый страшный фильм, который я когда-либо видела. В нем нет спецэффектов, двойных экспозиций или изуродованных тел, зато есть викторианская Англия, черный романтизм и маниакально-депрессивный синдром. По повести «Поворот винта» Генри Джеймса сняли с десяток хорроров, но этот — с Деборой Керр в роли невротичной няни двух порочных детей — не только самый искусный, но и самый стильный! Даже после финальных титров мистика остается не раскрытой, а ты понимаешь, что все эти полтора часа боялся того, чего боишься всю свою жизнь.

Ребенок Розмари (Rosemary's Baby), Роман Полански, 1968

Олег: Ночь и туман, завывания волков… ничего подобного, только солнечный Нью-Йорк, розовые титры и расслабляющая музыка! В подобной обстановке можно подкинуть героям и зрителю горы нарочито однозначных намёков, а бедняги до самого конца будут решать: бояться или смеяться? Контрасты мрачных историй и милейшего окружения, сна и реальности, правды и лжи вряд ли действительно напугают, но приблизят метания мысли к безумию. И даже когда дело (тело) разрешится, не станет понятно, что ужаснее: колдовской заговор или материнская любовь.

Кроваво-красный (Profondo Rosso), Дарио Ардженто, 1975

Яша: Джалло at its best. Шаблонная детективная история, поставленная на очень широкую (итальянскую) ногу — так что вся примитивная физика разбивается о шикарные сновидческие полотна. Детские рисунки на стенах заброшенного дома, фрагменты воспоминаний, томно умирающие пышные итальянки. В полуиллюзорном пространстве блуждает Дэвид Хеммингс — так убедительно, что кажется, весь фильм сойдет за ночной кошмар его персонажа из «Фотоувеличения».

Сияние (The Shining), Стэнли Кубрик, 1980

Семён: К жанру отношусь с опаской — ограничусь, пожалуй, «Сиянием». Герой Джека Николсона с самого начала выглядит не особо-то вменяемым, по дороге на место (затерянный в снегах Колорадо отель) бодро рассказывает про каннибализм, тут бы жене и сыну насторожиться, но нет. Персонажу готического романа достаточно попасть в зловещий замок — дальше хронотоп справится сам. У Кубрика же история про то, что ты сам себе главный кошмар. Также не пропустите: ненадежный рассказчик, река крови (одна, но какая!) и бремя белого человека. И да, никогда не стройте отель на месте индейского кладбища.

Муха (The Fly), Дэвид Кроненберг, 1986

Олег: Второй хоррор про «что-то не так с моим телом» подряд. Очень уж я боюсь болезней и всего слишком маленького, чтобы за этим уследить. Особенно насекомых. Они не оторвут вам башку (если это не «Звездный десант»), но где гарантия, что твари в данный момент не обнимают заразными лапками нежно любимый вами кусочек пирога, ожидающий на кухне, или не забираются в ваш персональный телепорт? Кроненберг с большим уважением относится к подобным страхам. Вспомните «Нечто»: разве можно воспринимать происходящее всерьёз? При всей же фантастичности «Мухи» каждое движение и слово мотивированы и бьют в самое сердце. Добавьте к этому обаятельные кудряшки из самых сладких 80-х и навсегда забудьте о «Кинг-конге».