В 2017 году лучшим фильмом о дружбе, взрослении и беспонтовом мире взрослых стала экранизация Стивена Кинга, и это нормально. Не появись киллера-клоуна Пеннивайза, черта с два семеро ребят из «Клуба неудачников» за одно лето решились бы дать отпор домашнему насилию и гиперопеке, одолеть портрет Модильяни из предыдущего фильма Андреса Мускетти, пройти Бар-Мицву, потерять веру в гомеопатию и даже заговорить с классной девчонкой. И главное — не будь страшного клоуна (и не менее страшных одноклассников и родителей), никто из этих семерых не стал бы так искрометно шутить. Как известно любому второкурснику Хогвартса, одолеть боггартов можно только смехом.
Впрочем, даже у тех, кто уснул при первом неловком появлении Билла Скарсгарда, язык не поворачивается критиковать любимого оператора Пака Чхан-ука (Чону Джон-хуну мы обязаны «Олдбоем», «Сочувствием госпоже Месть» и «Служанкой»), кастинг с семью гениальными тинейджерами или первоисточник — остается лишь бравировать, что было не страшно. Весь dance macabre с клоуном Пеннивайзом и правда может напугать разве что человека, который со времен первой экранизации «Оно» смотрел только «Эйри, штат Индиана» по Fox Kids. В Дерри, штат Мэн, творится примерно та же уличная мистика, и замечают ее только подростки — карикатурный клоун питается детским страхом, кастомизируя каждое свое появление под индивидуальный загон ребенка с прилежностью отличника Университета Монстров, а взрослым в этом городке так же, как и зрителям, норм и не страшно.
Как ни старались художники уйти от кукольности (см. телефильм «Оно» 1990 года) и закамуфлировать Пеннивайза так, чтобы он стал тенью города, фигура клоуна настолько ярморочная, что мешает ему стать носителем древнего страха, как бы ловко ни компоновались в одном его наряде средневековые, ренессансные и викторианские тряпки. От юнгианского демонически двусмысленного первопереживания фантастического в «Оно» остался разве что гротеск. Клоун — явление само по себе тревожащее, но ведь не от неуместного аутфита, а из-за элементарной невозможности считать его искаженную мимику — и уж грим Скарсгарда можно было так не утрировать.
Сколько бы Пеннивайз ни пробивал «четвертую стену», сколько бы ни капал слюной и ни пытался проглотить весь зрительный зал, настоящий ужас он вызывает лишь однажды: в сцене с взбесившимся слайд-проектором, который по своей воле начинает прокручивать семейные фотографии. И такая рамочная конструкция, когда прорывающийся с экрана кошмар опосредован испугом детей, становится не на шутку страшным кино — вот, оказывается, как киноаппарат может.
Если бы «Оно» снимали в России, то вообще обошлись бы без мистики низкого сорта вроде клоуна. Зачем вводить каких-то криповатых персонажей из коллективного бессознательного, например, в «Волчка» Сигарева: ничего страшнее мамы-Трояновой все равно не будет. Зэк-сказочник из «Бубен-Барабан», попутчик из «Счастье мое» или мент из каждого второго фильма Балабанова вызывают куда более животный страх перед миром взрослых, чем все навязчивые лицедеи вместе взятые. Так и в «Оно»: как только клоун передает свои полномочия реальности, становится по-настоящему жутко: за школой и на улице — лишь бы не попасться этим старшакам-бугаям на глаза — но больше всего детей обижают дома, больше всего — их родители, это ли не хоррор?
