Под названием «Молодость»

«Молодость» Паоло Соррентино

Тизер «Молодости» выглядит как «Великая красота», перенесенная из Рима на альпийский курорт. Ну все, получил Соррентино «Оскар» и теперь все фильмы будет снимать по накатанной, так и до сити промо-фильмов Вуди Аллена недалеко. Не тут-то было.

Каннский премьерный показ «Молодости» сопровождали и восторженные аплодисменты, и недовольные улюлюкания — понятно, почему. Из «Великой красоты» Соррентино перенес почти все составляющие той гламурной картинки, которая или очаровывает, или бесит: замедленные наплывы, смешные танцы в рапиде, музыканты, исполняющие неожиданные каверы (в этот раз вместо Роберта Бернса — Florence and the Machine), красавицы, дети и, наконец, пенсионеры в самом расцвете сил (на самом деле нет).

Но если «Молодость» и о красоте, то о красоте заведомо ускользающей. СПА — сборище людей, которым или поздно, или незачем купаться в теплых источниках. Распухший Марадона с татуировкой Карла Маркса во всю спину, калифорнийский актер, который готовится сыграть роль Гитлера, его поклонница мисс Вселенная, неразговорчивые олигархи… Главных героев, свидетелей этого бесконечного глянца, теперь двое, они дружат уже 60 лет и подбадривают друга стариковскими шутками — старики в зале смеются.

Мик (Харви Кейтель) — прославленный режиссер, собирается снимать новый фильм, но очевидно, что последние лет 20 получаются из рук вон дурные фильмы, и только его любимая актриса (прекрасная короткая роль Джейн Фонда, в чьем образе ускользающая красота доведена до кэмпа) ему решается это сказать. Принять очевидный факт — смерти подобно.

Фред (Майкл Кейн) как раз только и делает, что убеждает и всех, и себя, что он отошел от дел. Композитора и дирижера уговаривают исполнить его знаменитую Simple Song #3 для Английской Королевы, а он противится — на то есть личные причины. Этот, казалось бы, каприз оказывается в итоге самым тугим узлом фильма, который стягивает все тонкие линии, все голоса главных и второстепенных героев, которые в общем-то вторят другу: прощаться невыносимо ни с любимыми людьми, ни с любимым делом, ни с воспоминаниями. Майк сетует, что он уже не может вспомнить своих родителей, а это значит, что и его дочь скоро забудет все, что он делал для нее в надежде остаться в ее памяти.

— Помнишь Гильду?
— Фильм?
— Нет, женщину, что мы оба когда-то любили.

Конечно, сквозь ироничные диалоги Майка и Фреда просвечивает тревога. На фоне такого вычищенного идеального курортного пространства собственная бренность еще очевиднее, а с оператором Лукой Бигацци и подавно. Но как и в любом хорошем произведении, не смерть оказывается центральной проблемой «Молодости», а ее образ, с которым приходится сталкиваться ежедневно. Фреда и Мика (а с ними и нас) пугает не само старение, а его отрешенность от красоты, то, что однажды очарование мира окажется недоступно. Дети перестанут понимать, актрисы отвернутся, вся музыка покажется пустой…

Когда перед Миком, уже отчаявшимся снять свой «фильм-откровение», из-под земли вырастают все многочисленные героини его фильмов, невольно вспоминаешь последний клип, который Людмила Гурченко сделала за месяц до смерти. В кавере на Земфиру вокруг актрисы (воплощающей, как к этому ни относись, столь редкую для нас кэмповую чувствительность) вырастают Миронов, Янковский, Абдулов. Все лучшие образы советского кино, партнеры Гурченко, пожимают плечами и превращаются в прозрачные тени с цифровым дисторшном. Как ни молодись, без своей музы Мик не видит смысла снимать кино, без жены-солистки Фред не хочет исполнять симфонию. А на все претензии Соррентино отвечает рассказом Фреда. Однажды композитор принимал в гостях Стравинского, и тот сказал, что у интеллектуалов нет вкуса. С тех пор Фред всеми силами старался не стать интеллектуалом. Хочешь за окошком Альпы?